О Мифах, Догмах и Реалиях Нашего Здравоохранения. Часть первая: О Мифах
В последнее время нередко приходится слышать о проблемах с качеством медицинских услуг, о неспособности медиков оказывать достойную доверия медицинскую помощь. Низкое качество медицины у нас чаще всего объясняют отсутствием мотивации, некомпетентностью и безразличием отдельных медработников. Мне представляется важным обсудить другую немаловажную причину. Она заключается в сохраняющейся приверженности к устаревшим мифам и догмам, унаследованным от советской медицины, которая отличалась изолированностью от мировой медицинской практики, доказательных и научных принципов. Языковые барьеры, консерватизм, отсутствие критического мышления до сих пор не позволяют многим нашим медикам модернизировать свои знания, опыт и навыки, обрекая нас на огромное отставание от передовых стран с пациент-ориентированной и доказательной медициной.
Реальность такова, что граждане зачастую просто опасаются попадать в наши больницы и поликлиники, боясь того, что им поставят ложный диагноз, назначут не то лекарство или просто навредят из-за некомпетентности или зашоренности мифами и догмами, неподкрепленными научными данными. Мне пришлось с этим лично столкнуться, причем не как медику, а в качестве одного из потребителей медицинских услуг.
В 1992 году мы с годовалым сыном приехали из Америки, чтобы погостить летом у родителей в Алмате. Наш первенец родился кесаревым сечением в одной из больниц города Бирмингем в штате Алабама. Он получился пушистым крепышом, достаточно общительным, жизнерадостным и подвижным. Более полугода ребенок был на исключительном грудном вскармливании, получил все необходимые дозы вакцин и в целом не вызывал обеспокоенности по поводу здоровья ни у нас, ни у педиатров. В то время в Америке было популярным класть малышей на животик во время сна. Мы последовали этому совету. Вероятно, с этим было связано то, что у нашего ребенка головка получилась продолговатой с несколько удлиненным затылком, что несколько отличало его от большинства казахских сверстников.
Приехав в Алмату, мы естественно были окружены особым вниманием родственников, друзей и множества коллег. Среди последних я заметил несколько педиатров, которые небеспристрастно с профессиональным интересом, приглядывались к моему малышу. Спустя несколько дней одним из них был безапелляционно выставлен диагноз - "повышенное внутричерепное давление" или "перинатальная энцефалопатия". Такой грозный вердикт поверг меня и мою супругу (тоже врача по специальности) в смятение и глубокие переживания. Интересно, что одним из аргументов в постановке диагноза была необычная форма черепа и то, что наш малыш со слов педиатров был "гиперактивен".
В еще больший шок нас подверг список лекарств, которые были назначены для снижения внутричерепного давления. Это были сильные препараты с потенциально токсическим действием - такие как противосудорожное средство оксибутират, сульфат магния, сильные диуретики. Кроме того, были назначены лекарства весьма сомнительного действия: кавинтон, циннаризин, пирацетам, липоцеребрин, вегетал, кортексин, энцефабол. Предлагалось срочно начать курс лечения нашего ничего не подозревающего малыша, который безмятежно играл с другими детками. Нас одолевала сложная дилемма, но было решено не прибегать к "услугам" местных педиатров, а скорее узнать мнение американского специалиста.
Вернувшись в Америку, мы в первую очередь позвонили к нашему педиатру - доктору Калдуэлу, который наблюдал ребенка с самого его рождения. Это был немолодой, добрый и мягкий, долговязый, но исключительно опытный и компетентный врач - классический педиатр. Я ему сказал, что у нас проблема - что моему ребенку поставили диагноз "повышенное внутричерепное давление". Доктор Калдуэлл сообщил, что он не припомнит, чтобы наш малыш родился с гидроцефалией. Тогда что это за диагноз "повышенное внутричерепное давление", спросил он. "Такой болезни у нас не существует".
Я привез ему малыша; он внимательно его осмотрел и не нашел ничего такого, что вызывало бы обеспокоенность. "Совершенно здоровый ребенок", сказал доктор Калдуэлл. Когда я ему показал список назначенных лекарств, он ужаснулся. "Это набор токсических химикатов, абсолютно противопоказанный детям" воскликнул доктор, "кто занимается таким вредительством?". Я ему сказал, что многим детям в Казахстане ставят такой диагноз и назначают указанные лекарства. Он был в шоке. Отмечу, что наш ребенок вырос и недавно благополучно закончил учебу в университете.
С тех пор, приезжая в Казахстан, мы старались избегать контактов с местными педиатрами. Мы полагали, что с открытием международных границ и доступа к доказательной медицине наши коллеги-медики откажутся от устаревшей догматической практики. Конечно, многое изменилось с тех пор: в Казахстане проводятся многочисленные мастер-классы, где, благодаря общению с зарубежными экспертами, педиатры имеют возможность заимствовать лучшее из мировой медицины. Однако меня удивляет то, что до сих пор многим родителям продолжают вбивать в голову устрашающие мифические диагнозы, и деткам назначают опасные медикаменты.
Причем такие мифы распространены не только в педиатрической практике. Приведу другие примеры. Австрийские медики, которые три года управляли Центром материнства и детства в Астане долго не могли понять предназначения двух отделений патологии беременности общей мощностью в более чем 100 коек. Профессор Вольфганг Умек из Университета Вены делился со мной, говоря о том, что беременность - это физиологическое явление, а не болезнь, поэтому нет смысла неделями беременных женщин держать в больницах, где в воздухе витают нозокомиальные инфекции. Мы закрыли отделения патологии беременности. Между тем, такие отделения существовали у нас практически во всех крупных лечебных организациях, занимающихся родовспоможением.
Помнится как в 1990-х годах мои коллеги из Университета Джонса Хопкинса с удивлением узнавали о лекарствах, применявшихся нашими акушер-гинекологами для предупреждения выкидышей и борьбы с преэклампсией - редким, но грозным осложнением беременности. Например, им было непонятным, почему против раннего токсикоза широко применялся адренокортикотропин, хотя давно была известна его неэффективность. Достаточно часто назначался диэтилсилбестрол, карценогенное действие которого (способность вызывать рак) было показано еще в 1960-х годах. И это, не говоря уже о многочисленных бесполезных процедурах и методах, основанных на физиолечении, гомеопатии, инъекционном введении витаминов.
Зарубежные медики нередко удивляются тому, как широко наши медики практикуют внутривенное введение лекарств и физиологических жидкостей. Зачастую капельницы ставят вполне здоровым лицам, которые жалуются лишь на головную боль или недомогание. Меня нередко спрашивают "а что, ваши пациенты неспособны просто пить эти жидкости и лекарства, ведь эффект такой же, а ставить капельницу это недешево и небезопасно - может возникнуть смертельно опасная эмболия". В Америке капельницы ставят при серьезных кровопотерях, для введения химиопрепаратов ослабленным онкологическим пациентам, а также тем, кто неспособен самостоятельно пить жидкости. Мне приходится объяснять, что это очередной миф, который поддерживается теперь уже самими пациентами-гипохондриками, которым внушили, что без капельницы не может быть эффективного лечения.
Мифическими являются также лечебные свойства некоторых популярных у нас медикаментов. Самым доходным лекарством в пост-советских странах является Актовегин, представляющий собой экстракт телячьей сыворотки, практически не оказывающий никакого эффекта. Между тем, длительное время этот препарат был и остается самым популярным в нашей медицинской практике: его продолжают бессмысленно назначать взрослым и детям при самых разнообразных диагнозах; причем в различных формах - в виде таблеток, внутримышечных и внутривенных инъекций. В медицине это называют "плацебо-эффектом". Аналогичная история с эссенциале и другими так называемыми гепатопротекторами. В странах с развитой медициной о них даже и не слышали. Несмотря на бесполезность, государство и пациенты продолжают тратить миллионы долларов на их приобретение.
Нередко причину приверженности к таким мифам видят в "промывании" мозгов, обвиняя в этом фармкомпании заинтересованные в прибылях любой ценой. Вероятно, это имеет место. Однако мало кто из медиков открыто признает "обратную сторону медали", а именно, глубокое технологическое отставание, сохраняющуюся приверженность догмам советской медицины, отсутствие критического мышления и понимания принципов доказательной медицины.
Например, чем объяснить упорную приверженность к таким архаическим бесполезным методам, как гипербарическая оксигенация (барокамеры) и физиотерапия с использованием УВЧ и кварцевания, которые кроме Казахстана, России и других постсоветских стран нигде в мире не применяются. То, что они якобы обладают лечебными свойствами - это мифы советской медицины 1960-80-x годов, порожденные технологическим отставанием и желанием предоставить потребителям хоть какую-нибудь альтернативу на фоне тотального дефицита реально эффективных лекарств. Удивляет лишь, что мы продолжаем верить этим мифам, оснащая новые больницы дорогостоящими, но совершенно бесполезными аппаратами для физиолечения, а также барокамерами, обычно производимыми в России в рамках конверсии военного производства.
Как менеджер здравоохранения, одной из своих приоритетных задач я видел во внедрении доказательной медицины, пациент-ориентированной этики. В реализации этой миссии я был привилегирован работать с рядом талантливых, ответственных, порядочных и критически мыслящих клиницистов. Их немало в Казахстане, и они в неменьшей степени пытаются изменить ситуацию. Кроме того, у нас появилась целая когорта молодых прогрессивных менеджеров здравоохранения, получивших блестящее образование за рубежом.
Однако, к великому сожаленью, догматизм и невежество глубоко инфильтрировали наше здравоохранение. Результатом явилась зловещая картина безнадежности для сотен тысяч пациентов, заслуживающих гораздо более достойного. Ирония такова, что у них чаще всего нет другого выбора, кроме как изыскивать средства, чтобы лечиться за рубежом. Казахстан превратился в один из самых вожделенных объектов для медицинского туризма в такие страны, как Германия, Израиль, Сингапур, Корея. Вероятно, должно смениться целое поколение, чтобы мы у себя дома наконец имели дело с цивилизованной медициной, транспарентной, гуманной, незашоренной догмами и псевдонаучными методами диагностики и лечения.
Все это наводит на серьезные размышления о том почему наша медицина так и не оправилась от тяжелого наследия, а после развала союза заполнила вакуум извращенной этикой и моралью переходного периода. В определенной степени этому есть исторические предпосылки, обусловленные идеологическими догмами советской медицины, длительным технологическим отставанием, изолированностью медиков из-за языковых и других барьеров, а также отсутствием мотивации в приобретении новых знаний и опыта. Но об этом - позже.
Продолжение следует.